Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

Зэпп пожал плечами:

— А хрен его знает, товарищ командир! Может, в Останкино, по старому пеленгу, если навигатор не сдох от перегрузки, а может, на Луну. Не исключаю, что и на Солнце. Русская, блин, рулетка!

— Слушай, Зэпп, а с Чириком что?

— Ясен перец, коньки отбросил! — ответил Зэпп, широко зевая. — Разорвало должно быть турбулентной волной. На миллион Чириков. Получи, фашист, гранату, от советского бойца! Поделом дураку. Я с вами, русскими, просто угораю. До чего вы народ непредсказумый, с вами чего угодно может произойти!

— Зэпп, ты погоди про народ, — перебил его Юрка. — Что, всё-таки, с Чириком?

— С ворюгой этим? — пожал плечами Зэпп. — Арриведерчи, Рома, чао-какао! Чего его жалеть? Баба с возу, коню легче. Одни неприятности из-за него. Ещё и мухлёвщик! Ты, командир, думай, как из ситуации выбраться. Без струпцины мы далеко не улетим. Куда-нибудь воткнёмся. Может, пассажирам бронежилеты раздать и парашюты? Для проформы.

Юрке вдруг до слёз стало жалко этого несчастного дурака Чирика. Вот, почему тот вёл себя так странно. После «телемоста» с Бугровским и его угроз, сидел задумчивый, ни с кем не общался, трясся от страха. Что-то, видимо обдумывал, «по закону Ахримеда». И — придумал ведь, снял корабль с курса, спутал все карты Бугровскому.

— Ребята, Чирик погиб! — сказал Юрка громко. — Он нас спасал и погиб, как герой. Предлагаю почтить его память вставанием.

Все поднялись на ноги, кроме Зэппа, который, услышав имя «Чирик», плюнул и сострадать не стал из принципа. Заткнул уши и забрался под своё одеяло. Не все хорошо относились к Чирику, но традиция — дело святое. Юрка снял каску, провел ладонью по волосам. Надо было что-то хорошее сказать о первом погибшем из их команды. О его подвиге. Как в кино про войну у могилы павшего товарища. Только без салюта в небо. Выходило, что Чирик погиб, чтобы спасти их от Бугровского, и Юрка честно хотел сказать о нём хорошие слова, но запнулся на первой же фразе, с которой и думал начать: «погиб наш товарищ Чирик». Какой он теперь Чирик? Собачья кличка, а не имя. И задумался: как же его назвать?

— Слушайте, никто не знает настоящее имя Чирика? Ты, Седой? Нет? Барон? Наташа? Управдом? Тоже нет?

Все качали головами, никто не знал, как звали Чирика. Чирик, он и есть Чирик. Был Чириком, Чириком и на тот свет ушёл. И что про него говорить, Юрка тоже не знал. Кто он, откуда, какую жизнь прожил? Вспомнил их знакомство, как тот влез в его квартиру, взломав отмычкой дверь. Да, взломал идеально, настоящий профессионал. Как трясся и рыдал от страха, увидев летающий объект инопланетян. Как стащил золотую струпцину, чтобы обогатиться, а вышло — спас жильцов огромного дома. Что, об этом тоже говорить? Юрка тяжело вздохнул: а если ничего не сказать, будет не по-человечески. Положено говорить, значит надо что-то сказать. И он сказал так:

— Погиб наш товарищ. Мы знали его не так хорошо. Скорее, мы вообще его не знали. Он оказался с нами случайно, но он героически бился с врагом за наш дом. Надо отдать ему должное, он был смелым парнем. И мы никогда не забудем его подвига.

За дверью раздался глухой стук, там упало что-то тяжёлое. Юрка насторожился и прислушался. Звук не повторился. Он шёпотом подал команду: «К оружию!». Все схватили автоматы и кинулись к двери. Даже Управдом вооружился зенитным гранатомётом, с трудом его подняв.

Юрка подкрался к двери и приложил к ней ухо, силясь что-то услышать. Не услышал ничего. Он обнажил ствол пистолета и взглядом приказал Седому и Барону встать по обе стороны двери.

Рывком, на раз-два-три! — распахнул её, рванув на себя и отскочил в сторону. Если оттуда выстрелят, то уж точно — в пустоту. Но никто из проёма не выстрелил. Там было тихо. Первым внутрь вошёл Юрка, держа пистолет в вытянутых руках и поводя стволом, как учили в школе спецназа. В помещении никого не было. Показалось, что ли, подумал Юрка и споткнулся обо что-то твёрдое. И вдруг увидел в полутьме большой, раздувшийся рюкзак Чирика, набитый до самого верха. Он открыл его и на пол с грохотом посыпались часы, пачки денег, канделябры, женские украшения, свернутые в рулоны картины.

— Так это ж того парня сумка, Чирика? — влез Управдом. — Он что, антиквариатом увлекался?

— Типа того, — ответил Юрка, разглядывая сокровища. По всей видимости, перед ним была пожива Чирика из закромов Бугровского.

— Соберите кто-нибудь! — приказал Юрка и только собрался вернуться в зал управления кораблем, как по его каске громко застучало что-то дробное и мелкое. Это был целый дождь из золотых зубных коронок! Юрка от неожиданности пригнулся, и отпрыгнул в сторону, прикрыв голову пистолетом. Он посмотрел вверх, чтобы понять, откуда ссыпалось золото и онемел: под самым потолком высоченного машинного зала, где-то метрах в двадцати от пола, болтался, находясь в свободном парении, Чирик собственной персоной! Он не был подвешен на веревке или тросе, не был и зацеплен крюком. Он просто висел, разбросав в сторону ноги-руки, которыми колотил по воздуху, прижавшись спиной к потолку и почему-то не падал. Разевая щербатый рот, он пытался что-то сказать Юрке, помогал себе руками, строил страшные рожм, но издавал при этом лишь сиплый хрип.

— Винни Пух грабит с воздуха пчёл, — прокомментировал Седой. — Неправильный Лужков, неправильные пчёлы. Акт второй.

— Что это с ним, Зэпп? — спросил Юрка, опуская пистолет и едва сдерживая смех. — Почему он летает? Там что, полоса невесомости? А почему у нас её нет?

Зэпп пошёл на шум со всеми и, стоя рядом с Юркой, с большим изумлением взирал на потолок. Долго-долго смотрел, как кувыркается под крышей безгласый Чирик, похожий на циркового эквилибриста, развёл руками и сказал:

— Ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин! Нет, я о таком слыхал, но сам никогда не видел. Дас ист фантастиш, феноменально! Ваш коллега получил электрический удар от генератора движения, после чего потерял свою массу и теперь обречён порхать, как мотылёк. Научиться б ещё садиться, цены б ему не было. Самолёт-разведчик. «Летите, мальчики, на восток, бомбите, мальчики, городок!». Ему повезло, что была крыша, а не открытое небо. Препятствие ограничило, так сказать, его смелый маневр и не позволило вырваться на оперативный космический простор. А так — гуляй, Вася! Улетай, как говорится, туча, улетай! Затерялся бы в межгалактическом пространстве.

— Куда? — Влез любознательный Управдом. — Куда улетел бы?

— На Кудыкину гору! Куда Макар телят не гонял. В озоновую дырку в заборе. С глаз долой, из сердца вон! Занял бы эшелон гражданских самолетов и устроил бы пару катастроф! Лоб в лоб.

— Понял, — сказал Управдом, который ничего не понял.

Седой задрав голову, беседовал с Чириком.

— Как ты там, Чирик? Чем дышишь? Ты как олимпийский Мишка, просто брат-близнец. Помню 1980-й год, он улетает, а мы с женой на трибуне, машем ему платочками, рыдаем и поём, как дураки:

Расстаёмся, друзья,остаётся в сердце нежность,будем песню беречь,до свиданья, до новых встреч!

Прощай и ты, Чирик! Ты нам доказал: врёт поговорка, будто рождённый ползать летать не может. Может, да ещё как, мороз по коже! Только как ты по нужде ходить будешь?

Чирик кричит что-то в ответ, разевая беззвучно рот и дрыгая ногами.

— Хорошо, что коровы не летают, — задумчиво говорит Седой.

— Никто по губам не читает? — спросил Юрка, страшно довольный тем, что Чирик жив. Умел читать один Барон. У него был глухонемой сын, с которым он общался, читая по губам.

Вот, оказывается, что кричал им Чирик из-под потолка летательного аппарата: «Товарищи! Братцы! Друзья мои, однополчане! Я больше не буду воровать! Я буду хороший! Шеф! Командир, Юрий Иванович, спасите! Седой! Спусти меня вниз, меня тошнит и укачивает, я есть хочу! Я с утра голодный! Зэпп, гад продажный, помоги! Я ж тебя в шашки играть научил, Зэппушка! Милый, добрый Управдом, помогите! Наташенька, красавица, богиня, спаси! Елдос, друг мой узбекский, сними меня отсюда! Лёшка! Доктор! Барон! Будьте человеками, по-мо-ги-те! Не хочу больше висеть! Не могу-у-у!».

— Виси, виси, лампочка Ильича, — изрёк Зэпп. — Спутник, блин, туриста в томате. Русская народная загадка: висит груша нельзя скушать? Тётя Груша повесилась! Чтоб не мухлевал больше.

— Я не буду больше мухлевать, — переводит Барон немой язык Чирика на общечеловеческий. — Я исправлюсь! Мама, мамочка, помоги!

— Маму вспомнил, — шмыгнул носом Управдом. — Бедняга.

— Я к маменьке родной с последним приветом спешу показаться на глаза! — пропел Седой. — А была ли у тебя мама?

— Баламут! Снимите его! — закричал на Седого Управдом. — Так нельзя, чтоб человек висел! Человеку висеть не положено, ему положено ходить ногами. Издевательство над природой!

— Да пусть висит, — сказал Седой. — Ему полезно. Для профилактики. Может, поумнеет. Хорошая, кстати, идея! Даже знаю, кого запускать следующим.